Новости

Сегодняшнее «небо в алмазах»

Опубликовано в «Свежей газеты. Культуре» от 22 октября 2020 года, № 20 (193)

Современный театр, вернее современная режиссура, не считает нужным точно следовать за фабулой первоисточника, будь то пьеса, роман или даже очерк. Хороший спектакль всегда открывает нам сюжет данного произведения с какой-то новой стороны. При этом порой мы даже можем не узнать с детства знакомую историю. Но это всегда какое-то новое открытие не просто литературного произведения, а другого состояния мира. Плохой же спектакль есть очевидное желание покрасоваться, чаще всего это просто следование некой модной модели, желание быть, как говорят, «в тренде». Спектакль театра-студии «Грань» «Дракон» по пьесе Евгения Шварца относится, скорее, к первому типу, то есть это хороший спектакль со многими приметами современной режиссуры. В том числе и модной.
Пьесы Евгения Шварца при всей своей сложной структуре притчи и сказочном антураже чрезвычайно просты и отличаются трезвой ясностью. Но эти же простота и сказочность становятся серьезным препятствием при постановке их на театральной сцене. Надо как-то придумывать сказочные чудеса, создавать их театральными средствами, то есть либо сыграть их актерски, либо использовать сценическую технику. В этом смысле в кино это сделать легко, там снять и смонтировать можно всё что угодно.
Но не это важно. Главное, что сразу проявляется в пьесах-притчах Шварца – против кого и чего он протестует. «Дракон» закончен драматургом в 1944 году в блокадном Ленинграде. Пьеса сразу была воспринята всеми благожелательно, так четко в ней просматривались и фашизм и Гитлер в их жутком обличье, и уверенность, что их можно победить. Трудно, смертельно, но можно.
Позже мы с вами поняли, что Шварц смотрел на мир и историю Земли значительно шире, под явление «дракона» подходит любой тоталитарный режим, и вспоминаются имена Сталина, Гитлера, Пиночета, Пол Пота… А можно и дальше вспоминать – про Нерона, например. А самое важное в пьесе – это утверждение о том, что с гибелью Дракона само явление не исчезает, в Дракона превращается его победитель, таким его делает толпа, ради которой он (герой-победитель) совершил свой смертный подвиг.


В спектакле «Грани» виновник такого превращения обозначен очень четко. Только при безмолвном попустительстве «народа» – толпы лишенных индивидуальных черт людей – Драконом-повелителем может стать преступник, негодяй, шизофреник. Обезличенность этих граждан решена не только за счет одинаковых костюмов, отрепетированных жестов и речевок, но и назначением на эти роли актеров хора – массовки, при этом некоторым из них (актеров) иногда удается сыграть персонажей с именем или хотя бы с биографией. С именами в пьесе Шварца и в спектакле тоже непросто. Их имеют только Эльза, ее отец Шарлемань и Генрих, сын Бургомистра. Да еще кот, почему-то названный Машенькой, но с ним вообще странная какая-то история. Арсений Плаксин, играющий Кота, периодически то становится воплощением какой-то стороны Ланцелота, то предстает странным котом, но чаще он – часть толпы горожан. Характер каждого отдельного персонажа актером не играется, мы просто понимаем из текста, кого теперь он представляет. Имеет имя и главный герой, рыцарь Ланцелот (Никита Башков). И это мы тоже узнаем скорее из текста.

***
Спектакль придуман интересно. Для него театр изменил пространство, развернув сцену на девяносто градусов. Актеры свободно передвигаются через зрительный зал, появляются и сзади нас, и с боков, а вот уйти назад, за арьерсцену, они не могут. Задняя стена сплошная, затянутая серым (иногда красным) задником, на который проецируются транспаранты, приветствующие очередного владыку. Там же периодически появляется видеоряд: извилистый путь, летящая птица, просто помехи.
Фронтально через всё сценическое пространство выстроен помост, на котором проходят некоторые сцены, за которым сидят и который громко реагирует, откидывая резко, с грохотом, передние крышки, когда происходит что-то особенно пакостное или страшное. То есть люди молчат, а неживые вещи не выдерживают. Вот такая вот метафора.
На поднятые эти крышки проецируются лазерным лучом фрагменты боя с Драконом, точнее постепенное его уничтожение. Свет в спектакле играет великую роль. Театр может себе это позволить, смонтировав мощную световую аппаратуру, на которой как всегда виртуозно сыграл Евгений Ганзбург.
Декорации в спектакле очень лаконичны и выразительны – это несколько простых табуреток, которые переставляются актерами в разных конфигурациях и на полу, и на помосте. Иногда они используются по прямому назначению, на них сидят.
Так же лаконичны костюмы, решенные в серо-черном цвете с проблесками белого, скорее похожие на рабочую одежду (художник по костюмам Любовь Мелехина). Только у некоторых имеются небольшие детали, чуть-чуть выделяющие персонажа: шарф путешественника-бродяги у Ланцелота, бабочка у кота Машеньки.
Самой важной деталью костюма являются босые ноги. Еще есть странная деталь: круглые тусклые медного цвета диски, похожие на виниловые пластинки. Их собирают в стопку, раздают людям толпы, но главное их назначение – приложенные сзади к затылку, они напоминают тусклый нимб над головой. На это же намекает иногда проекция на заднике: головы в нимбах. Уж не святые ли? Может быть, это напоминание о «блаженных», которые «нищие духом»? Таких напоминаний-метафор в спектакле немало, это тоже одна из примет современного театра.
Чего стоит включение в текст монологов Нины Заречной («Чайка» А. Чехова), Катерины («Гроза» А. Островского), чеховских же трех сестер и Сони из «Дяди Вани», текстов Шекспира и Бродского. Если учесть, что они звучат из уст Бургомистра (Сергей Поздняков), персонажа самого противного и подлого, то становится особенно неуютно. Вот такое оно нынче, «небо в алмазах», которым так бредили чеховские герои.
При этом герои спектакля в самом начале заявляют: мол, «здесь так уютно». Есть и прямой выпад в сегодняшний день: персонажи часто присаживаются «перекурить» в свете объявленной государственной программы борьбы с курением.
Как ни странно, театр достаточно подробно и скрупулезно пересказывает сюжет пьесы. Вероятно, для того, чтобы в финале поразить нас неожиданным поворотом. Звание нового Дракона, отобранное у мерзкого Бургомистра и выхваченное у его подлого сына Генриха (Арсений Шакиров), присваивает себе… Эльза (Юлия Бокурадзе).

В тексте Шварца и в знаменитом фильме Марка Захарова им становится Ланцелот. Но сегодня, в эпоху начала нового матриархата, когда мужское население всё больше и больше отказывается принимать решения и отвечать за судьбу мира, такой финал становится особенно злободневным. Это и есть главное открытие спектакля. Эльза, встав надо всеми, истово и грозно кричит «надо жить» и «я верую», но это не клятва, это приказ! На заднике пылает транспарант «Слава Эльзе!», и все встают по стойке смирно!

Смысловая, концептуальная природа спектакля понятна и выразительна. Но в театре важно не только что и зачем, но и как! А вот здесь не всё в порядке. В спектакле не выверен актерский «тон», как говорилось у Станиславского. То есть заявлен принцип несопереживания, неперевоплощения в образы. Актеры подчеркнуто общаются «через зал». Друг с другом они не включаются в диалог, но и с нами он тоже не получается. Чаще всего проговаривается информационный текст о том, что происходит и что в это время чувствует персонаж.
В принципе, такая система создания ткани спектакля – тоже модный нынче прием актерской подачи смыслов. Но он требует сложного построения тройного диалога актера с персонажем, с залом и с самим собой. Это могут сегодня очень немногие актеры. В труппе театра в основном актеры молоды и малоопытны, им этот прием оказался не под силу.
Пожалуй, самая живая и точно сыгранная сцена – последний диалог Генриха и Эльзы. Тонко и точно провел актер переход от братского, доверительного отношения к Эльзе до циничной победительной оценки «как он провел эту дурочку». У Шакирова в течение всего спектакля много таких точных актерских оценок, сыгранных «по старинке» и оттого живых, но в этом он, пожалуй, одинок. Наверное, когда спектакль устоится, проверится на зрителе, актеры почувствуют себя увереннее, найдут верный тон отношений со зрителем, друг с другом, с пьесой. Но есть другая опасность: излишняя гротесковая яркость, присущая Сергею Позднякову (Бургомистр), может (и должна) вызвать бурную реакцию зрителя, и актеры пойдут за ней (за реакцией), тогда смыслы могут утонуть. Впрочем, в театре много опасностей.
К текстам Чехова, Островского, Шекспира и Бродского можно добавить Александра Блока: «Живи еще хоть четверть века – всё будет так. Исхода нет». Как ужасно.
P. S. А определение «фашизма» у Виктора Франкла мне кажется более точным.

Автор: Галина Торунова – Театровед, кандидат филологических наук, член Союза театральных деятелей и Союза журналистов РФ.
Автор фото: Леонид Яньшин

 

0 comments on “Сегодняшнее «небо в алмазах»

Comments are closed.