Кто разбил кувшин?

В стремительно перемещающемся луче света, под звуки резкой, даже несколько агрессивной музыки влетает на узкий, разрезающий пополам зрительный зал подиум странный человек: всклокоченный, расхристанный, с несимпатично выпирающим из-под рубашки толстым животом. Так начинается спектакль «Разбитый кувшин» в театре «Грань».

Именно эту комедию выбрал для традиционной предновогодней премьеры Денис Бокурадзе.

Автор ее – Генрих фон Клейст, классик немецкой литературы начала XIX века. А сама пьеса за двести с лишним лет не утратила ни актуальности, ни сатирического пафоса. Она к тому же очень смешная: виртуозные диалоги местами заставляют вспомнить театр абсурда и дают простор режиссерской фантазии.

Сюжет подсказан был случаем: Клейсту и двум его друзьям как-то случилось наблюдать сельскую тяжбу. Взявшись на спор написать пьесу, драматург развернул судебное разбирательство по поводу разбитого кувшина. Хозяйка кувшина обвиняет жениха своей дочери, тот яростно отрицает и обвиняет невесту в неверности. В конце концов выясняется, что кувшин разбил сам судья, явившийся к девушке с недостойными намерениями. Правда выходит наружу благодаря прибывшему с ревизией советнику, честному и неподкупному, присутствие которого позволяет разоблачить лживого, развратного и насквозь коррумпированного судью.

Советника Вальтера, строгого и справедливого ревизора, в спектакле заменил человек по имени Клейст (Каюм Мухтаров) и его четыре рундарка (Максим Смирнов, Максим Князев, Матвей Мельников, Роман Пяткин). (Я честно искала значение странного слова, нашла упоминание о герое какой-то очень старой игры, который никак не вязался ни с пьесой, ни со спектаклем. Так что, видимо, это просто странное слово без всякого специального значения.) Эта пятерка – в костюмах, отсылающих к разным вариантам национальных баварских мужских костюмов, с резким, почти масочным гримом, с выразительной пластикой – создает атмосферу кабаре и управляет всем действием.

Клейст – автор, задумчиво созерцающий разбавленную табуретами пустоту помоста перед началом действия, разглядывающий внимательно своего героя, стремительно внесенного рундарками, что-то записывающий в маленькую книжечку. По его знаку друг за другом появляются и другие персонажи, начинают говорить, действовать. По ходу сюжета он принимает на себя роль советника:закрыв половину лица маской, он наполовину все-таки остается все тем же Клейстом – автором, режиссером, кукловодом. Он то заставляет персонажей замереть, словно на лубочной картинке, то провоцирует их на какие-то поступки, словно проверяя, на что они способны. А рундарки, посланцы его воображения, приносят тех, кто необходим по ходу сюжета, переставляют их с места на место, резко меняя мизансцены. Сам же Клейст, даже и в роли советника, остается спокойно бесстрастным, но внимательным наблюдателем. Речь его нарочито негромкая, почти лишенная интонаций – по контрасту с чрезвычайно эмоциональной и подчеркнуто интонируемой речью всех остальных. Он равнодушен даже к прелестям служанки Лизы (Елена Голикова), которая своим намеренно сексуальным костюмом и столь же намеренно призывным, хотя и бессмысленным смехом возбуждает всех мужчин, включая и рундарков.

Лиза, несомненно, усиливает представление о распутных нравах судьи, в доме которого она служит. Кроме того, ее проходы с неизменным смехом и почему-то с дыммашиной (то ли дымовая завеса, то ли, наоборот, дыма без огня не бывает?), видимо, нужны, чтобы заполнять паузы, неизбежные, когда все действие разворачивается в пределах небольшого пространства, со всех сторон открытого зрителям. Только вот и смеха, и дыма было, пожалуй, слишком много и как-то однообразно.

Главное действующее лицо и первопричина всех событий – судья Адам (Максим Цыганов). В спектакле он, безусловно, самая колоритная фигура. Сложнейший костюм включает в себя не только собственно одежду, потрепанную и неопрятную, но и огромное раблезианское брюхо, вполне натурально расцарапанное в неприятной переделке, в которой он получил свои синяки и ссадины и о которой старательно пытается не проговориться. Над блестящей лысиной рыжим ореолом торчат редкие волосы, а на левой ноге, той самой, что повреждена была в драке, красуется вместо обычной обуви весьма причудливая конструкция с раздвоенным копытом. Это, конечно же, материализация страхов о черте, который помстился в ночной темноте. Но и намек на мелкобесовскую сущность самого Адама, который не только похотлив и прожорлив, но еще хитер и изворотлив и вообще рыжая бестия. Не только остатки собственных волос, но и рыжие космы, торчащие из некогда белого судейского парика, который все-таки нашелся, не оставляют места сомнениям.

Актер и с огромным брюхом своего героя, и с копытом справляется виртуозно и даже с изяществом. Изрядно сократив словесный текст, режиссер вместе с хореографом перевел часть его на язык пластический. Судья Адам, которому по ходу действия приходится много больше разнообразных переживаний, чем всем остальным персонажам, выражает их и в гораздо более сложных пластических композициях. То он несчастный и страдающий – тогда движения его жалки и неуверенны. То радуется, когда думает, что всех обдурил, – и летает, словно птичка. В финале, понимая, что окончательно проиграл, исполняет несколько балетных па и гротесково – впрочем, весьма грациозно – склоняется в финальной позе умирающего лебедя, выставив вперед свое копыто.

По контрасту с судьей писарь Лихт (Кирилл Стерликов) скромен и опрятен в одежде, сдержан в жестах и интонациях. Но он хитер, этот Лихт: из-под маски послушания и смирения выглядывают хитрые глаза, а глупая улыбка на мгновение сменяется жестким и умным выражением лица.

Истица Марта Рулль (Юлия Бокурадзе), безутешная хозяйка разбитого кувшина, – чрезвычайно колоритная, глуповатая, но себе на уме деревенская клуша. Костюм ее, самый яркий, нарядный и наиболее близкий к настоящему старинному народному костюму, и впрямь заставляет вспомнить о курице, а уж повадки и подавно.

«Куриную» природу своей героини актриса акцентирует поначалу весьма деликатно, лишь намеком, и только в финале дает себе полную волю: речь ее удивительно органично переходит в настоящее квохтанье.

Под стать курице Марте – Фейт Тюмпель (Руслан Бузин): смешной колпак, похожий на ночной, длинная бородка-косичка, забавно свисающая с гордо выдвинутого вперед подбородка, чопорно поджатые губы. Его костюм не так ярок, но картинно неподвижные позы, сменяющиеся нелепой суетливостью, напоминают то ли несколько облезлого от старости петуха, не совсем еще растерявшего своей задиристости, то ли старого индюка, сохранившего остатки глупой важности.

Его сын Рупрехт (Ильдар Насыров) и дочь Марты Ева (Ярослава Афанасьева) похожи на персонажей старинных лубочных картинок о крестьянской жизни, а может, на героев каких-нибудь современных комиксов или компьютерных игр. В костюмах, выдержанных в песочно-коричневой гамме и напоминающих по силуэту детские рисунки, они порой кажутся куклами с неизменной улыбкой и широко распахнутыми наивными глазами. Пластика их тоже немного кукольная, нарочито механическая. Ева еще и такая «девушка с косой». Коса, самая настоящая (единственный реальный предмет в спектакле), одно временно и символ ее достоинств – Рупрехт приметил ее во время косьбы, и средство защиты и нападения.

Так все персонажи с их костюмами-масками, резко, по щелчку пальцев Клейста, сменяющиеся мизансцены, своеобразные «стоп-кадры» – всё это складывается в точно продуманный и изящно исполненный комикс.

Пожалуй, только тетка Бригитта (Евгения Аржаева), нашедшая парик и ставшая важным свидетелем обвинения против судьи и в пользу Рупрехта, как-то в него не встраивается. Ее костюм – зеленый, несколько болотный – почему-то совсем не женский, а сама она оказалась слегка блаженной. Впрочем, актриса, как всегда, отлично справляется с этим странным рисунком роли, и в финале Бригитта и Лихт образуют вполне гармоничную пару.

Пьеса Генриха фон Клейста заканчивается назначением Лихта на должность судьи и намерением Марты искать справедливости: «Разве мой кувшин не требует суда и воздаянья?» Спектакль же логически завершает тот, кто его начал, Клейст. Он снял маску и вместе с косой повесил ее на гвоздик, оглядел опустевший помост, с которого исчезли и персонажи, и рундарки, и даже табуретки, и исполнил победный танец. Одержал ли он победу над коррупцией и развратом негодного чиновника или над той творческой задачей, за которую взялся вначале? Возможны варианты.

Автор:  Татьяна Журчева

Свежая газета. Культура | № 21 (287) | декабрь 2024 13