Экспансия человечности

Петербургский театральный журнал

М. Энде. «Театр теней Офелии». Театр «Грань» (Новокуйбышевск). 
Авторы спектакля — Денис Бокурадзе, Артем Филипповский. Сценография, костюмы, куклы, тени — Алиса Якиманская

Дениса Бокурадзе, бывшего самарского актера, а ныне режиссера и руководителя Театра-студии «Грань», мы знаем как постановщика тонких и стильных драматических спектаклей. Его «Фрекен Жюли», «Таня-Таня», «Корабль дураков» становились лауреатами Фестиваля театров малых городов России, выдвигались на «Золотую маску» и даже получали ее. Благодаря Бокурадзе на театральной карте появился городок Новокуйбышевск, до этого славный лишь своим вредным нефтепроизводством, а на премьеры бывшей самодеятельной студии, занимающей одно крыло местного ДК, потянулись столичные критики.

В этом году режиссер сделал два смелых шага: вопервых, дебютировал в Москве — выпустил в Театре на Таганке вампиловского «Старшего сына», а во-вторых — поставил у себя в «Грани» детский кукольно-теневой спектакль «Театр теней Офелии». Кажется, ничего необычного: в единственном городском театре (в афише которого чередуются Сартр, Стриндберг и Шекспир) должен быть и детский репертуар. Но постановка Бокурадзе решительно не похожа на обычные тюзовские утренники, где все «бегут, летят и скачут». Она сделана с той же степенью тщательности, что и взрослые спектакли, и главное в ней — не увлекательно рассказанный сюжет, а искусно созданная атмосфера.
Сказка Михаэля Энде про преданную искусству старушку Офелию, которая всю жизнь проработала суфлером и знала наизусть Слова Великих Поэтов, а на пенсии устроила свой собственный театр из неприкаянных теней, занимает всего несколько страничек. Это, по сути, притча — поэтическая, возвышенная и нездешняя, где в финале возникают райский сад и ангелы. Поставить такую вещь на современной сцене так, чтобы волшебство не исчезло, не обернулось невыносимым пафосом, крайне сложно. У театра «Грань» это получается.

По интонации это сказка, рассказанная на ночь тихим шепотом, навевающая сны. Зрителей вводят в нее постепенно, перестраивая наше восприятие с суетного будничного на медитативный лад. Сначала актер в шутовском колпаке читает предисловие переводчика Юрия Коваля: он рассказывает, как однажды знаменитый немецкий писатель Михаэль Энде пригласил его в трактир есть гуся и рассказал сказку — «родственницу холодного осеннего дождя». Дальше звучит стихотворение Давида Самойлова «Подставь ладонь под снегопад…», и только потом зрителей впускают в мир Офелии — крошечный, засыпанный снегом европейский городок, такой уютный, что хочется уменьшиться, как Алиса, и немедленно оказаться там, внутри.

Кстати, художницу спектакля тоже зовут Алиса — Алиса Якиманская. И ей удалось создать на сцене удивительно подробный и притягательный мир, где все волшебно и вместе с тем реально: маленькие домики с горящими окошками ветшают по ходу действия, фигурки прохожих чинно раскланиваются при встрече, а в настоящем театрике крошечные актеры носят такие же костюмы, как в местном «Короле Лире» — предыдущей премьере Бокурадзе. У одной из кукол небесного «театра света» (позитивного отражения «театра теней») есть реальный прототип — это ушедшая из жизни основательница театра Эльвира Дульщикова. Ей и посвящен спектакль, доказывающий, что искусство сильнее смерти.

Всех деталей зритель может не знать и не разглядеть (слишком уж миниатюрны куклы), как он, может быть, и не оценит сложность постановочной части: в спектакле помимо обычных кукол используется несколько разных видов теневых, а также кодоскопы — они проецируют на экран изображения, нарисованные на прозрачной пленке. Все эти хитрые специальные технологии постановщики и артисты изучали методом проб и ошибок непосредственно в процессе работы над спектаклем. И надо сказать, освоили их довольно хорошо.

Снаружи производственных швов практически не видно, и ничто не нарушает плавное течение рассказа, похожего на музыкальную шкатулку, внутри которой оказывается еще одна, а потом еще… Порой спектакль кажется слишком уж медитативным, бессобытийным. Вернее, события тут имеют микромасштаб — вот птица села на дерево и его ветки задрожали, вот по экрану проплыл огромный кит… От зрителя требуется некоторая внутренняя работа, способность подключиться к происходящему, посмотреть на мир другими глазами — глазами художника и поэта. Неудивительно, что «Театр теней Офелии» пользуется популярностью среди взрослой публики: многие приходят сюда без детей, чтобы побыть наедине с собой и расслышать своего внутреннего ребенка.

После премьеры по Михаэлю Энде Денис Бокурадзе отправился покорять Москву — ставить «Старшего сын» Вампилова в Театре на Таганке. Этот спектакль появился на свет благодаря проекту «Репетиции», откуда вышла чуть ли не половина репертуара новой Таганки. Ирина Апексимова предложила молодым режиссерам делать эскизы с артистами труппы, а самые удачные, отобранные экспертным советом во главе с Видасом Силюнасом, театр принимал в работу. Столичный дебют самарского режиссера оказался одним из лучших результатов этого начинания.

Бокурадзе удалось собрать на сцене настоящую семью, хотя предпосылок к тому было мало. То, что легко получается в привычной, сработанной команде, не всегда удается сделать в новых условиях, с актерами другой школы. А в этот раз компания подобралась разношерстная: артисты, принятые в труппу еще при Ю. П. Любимове, новобранцы последних лет и приглашенный из МХТ Николай Чиндяйкин. Кстати, последний был приглашен не из-за желания режиссера заполучить guest star, а по необходимости. Когда репетировавший Сарафанова Сергей Ушаков попал в больницу, Ирина Апексимова позвала Чиндяйкина на выручку, и тут обнаружились удивительные совпадения.

Оказывается, актер был дружен с Вампиловым и сорок лет назад играл в одной из первых постановок «Старшего сына» в ростовском ТЮЗе. Тогда он исполнял роль сына-самозванца, теперь, в постановке, посвященной 80-летнему юбилею драматурга, роль отца семейства. Круг замкнулся.

На Таганке Бусыгина сыграл Василий Уриевский — недавно принятый в труппу актер и музыкант. Он называет себя фрик-бардом, участвует в программе «Голос» и взрывает интернет пародийными роликами. В спектакле он тоже исполняет песни собственного сочинения, тихие и ироничные. Гитара в его руках — не примета праздного гуляки (у Вампилова-то как раз с ней выходит развязный Сильва), а индивидуальный голос героя и его способ общения с миром — ему проще что-то спеть, чем сказать, найти нужные слова. И это роднит Бусыгина с «приемным отцом» Сарафановым, который всю жизнь пишет одну симфонию, по большому счету не состоялся в профессии и видит в молодом талантливом юноше свое продолжение, возможное воплощение собственных нереализованных надежд.
Да и Нине — Александре Басовой романтичный брат-музыкант кажется привлекательнее жениха, прагматика и реалиста до мозга костей (отличная работа Сергея Цимбаленко). Сцена его появления в доме Сарафановых — и потом ухода — превращается в отдельную комическую репризу, где рассчитано и выверено каждое движение. Уже в том, как он поправляет в прихожей чужие ботинки, выстраивая их в ровную шеренгу, а потом расставляет на столе бокалы с безупречными интервалами, можно прочитать не только характер персонажа, но и диагноз его будущей семейной жизни. А в самой сцене — в концентрированном, утрированном виде рассмотреть способ построения всего спектакля.

Ведь здесь только на первый взгляд торжествует психологический реализм. На самом деле в постановке много игры, обусловленной формой — может быть, не такой строгой, как в других работах Бокурадзе, но все же крепкой, держащей каркас спектакля. Место действия ограничено квадратным половиком — это квартира Сарафановых, разделенная невидимыми стенами на отдельные комнаты, почти как в «Трех сестрах» Тимофея Кулябина. В этом условном пространстве герои ведут себя как в настоящем доме: методично снимают и надевают обувь в прихожей, не замечают друг друга в «соседних комнатах» и комично выглядывают из несуществующих дверей. Сам вход и выход на площадку тоже подчеркнуты пластически, особым шагом и паузой: ведь Бусыгин и Сильва заходят туда, как на сцену, начиная играть чужие роли. И такой способ существования на грани искренности и формальности придает постановке особый вкус.

В квартире Сарафановых, выросших без матери, спартанские условия, скудный быт: Нина и Васенька (недавно перешедший на Таганку выпускник Рыжакова Александр Метёлкин) спят на жестких лавках, вместо шкафов — чемоданы и коробки, мотив скорого отъезда заявлен с самого начала. При этом все трогательно заботливы по отношению друг к другу, а обстановка кажется уютной, домашней. Бокурадзе остался верен своему излюбленному монохрому — теплой гамме бежевых и коричневых, землистых оттенков. А постоянный соавтор режиссера Елена Соловьева, получившая «Маску» за невероятную коллекцию нарядов к спектаклю «Корабль дураков», снабдила костюмы уютными вязаными вставками — карманами, капюшонами и воротниками, в финале же одела всех в одинаковые свитера, так что чужие люди стали выглядеть одной семьей.

Дениса Бокурадзе часто называют хорошим стилистом: выступая сценографом своих постановок, он умеет создавать герметичные, художественно завершенные миры. «Старший сын» не стал исключением. Режиссер не нагружает спектакль предметным жизнеподобием, узнаваемыми приметами советского времени. Это история не про эпоху, а про людей, про важность и тонкость отношений, про внимательность и чуткость к ближнему, про поиски «родной души». Спектакль наверняка будет любим зрителем: такая чистая человеческая интонация в наши времена — большая редкость.

Автор: Марина Шимадина
Оригинал публикации: http://ptj.spb.ru/archive/90/process-90/ekspansiya-chelovechnosti/