Голливуд там, где мы

«Город Н-ск.2000»
Автор: Анна Кузьминых

«Ребята, потрясите нас! И давайте без ошибок. Сбились – двигайтесь дальше. Поехали!» Иван Естегнеев начинает генеральный прогон премьеры в черно-камерном пространстве театра «Грань». Один из ведущих сценических хореографов современного танца приехал в Новокуйбышевск из Москвы на несколько ноябрьских дней, чтобы вдохнуть свою порцию жизни в «Театр мудрого Дурачины» – близнеца постановки Дениса Бокурадзе, вышедшей этой же осенью в столичном Театре наций. Разные сцены, другой актерский состав, новые акценты. То, что получилось у Дениса в соавторстве с Иваном на этот раз, наш зритель смог увидеть буквально на минувшей неделе: 22 ноября во Дворце культуры состоялась премьера. А значит, самое время прочесть интервью, в котором московский и не только хореограф (у Естегнеева – своя студия contemporary dance в Костроме) рассказывает о тонкостях взаимодействия с «Гранью», танцем и миром.

Не репетиция, но коучинг

В общении с актерами «Грани» ничего сверхъестественного не было. С точки зрения театрального процесса все стандартно: есть режиссер, у которого есть концепция пьесы, есть актеры. Но в ситуации с Денисом у меня с самого начала было полное эстетическое понимание того, каким должен быть спектакль. В принципе, моя задача заключалась в том, чтобы какими-то очень простыми способами выстроить коммуникацию с ребятами из труппы. Тем более что по пластике к ним не оказалось вопросов – все они хорошо подготовлены, смелость языка телесного налицо.

Наверное, это уже довольно обычная тенденция для хореографа, что ты не то чтобы занимаешься движением, а, скорее, делаешь такой постоянный коучинг с артистами в отношении создания их роли. «Грань» – это во многом театр формы, и было важно найти эту форму, опираясь не столько на визуальное видение художника или хореографа, сколько на аутентичную природу артиста. Для меня аутентичность очень важна – и с точки зрения звучания текста, интонаций, и с точки зрения отношения к телу. Мне было важно услышать и понять каждого, какие-то индивидуальные физические паттерны и психофизику, – чтобы все это могло проявиться в роли.

Тело – оно в какой-то форме, в какой- то ужимке – все равно имеет свои, как мы это называем, телесные тайны. Почему Губернатор такой, а Солдат такой – что у них за телесные особенности? Что там за травма может быть?..

Выстраивая мизансцену, мы шли от обратного – то есть, сначала отсекали все лишнее по принципу, что невозможно в этой ситуации. Потому что пространство минималистично: черный кабинет, черные шторки, черные кубики-табуретки. В принципе, по форме это такой сухой и абстрактный язык, но в этом языке, в этой картинке есть очень мощные вещи – маска и костюм, и они выглядят в контексте этого черного кабинета очень выпукло. Поэтому, собственно, и характер персонажей создавался первоочередно от масок. Он уже был придуман, по сути, а мы работали с присвоением маски.

Про аватары и актуальность

В словаре, которым мы пользовались, было такое понятие, как создание персонального аватара. Я надеваю маску, я становлюсь персонажем и использую эту маску как некую вторую кожу, как некий панцирь. Но при этом я нахожусь на дистанции с этой маской. И поэтому театр возникает не между артистами – как, собственно, вообще свойственно эстетике «Грани» – а между артистом и зрителем. То есть, мы работаем с неким полем, с некими эстетическими кодами и фантазией, которые возникают между сценой и залом. Тот, кто был на премьере, видел – там практически нет прямой физической коммуникации между актерами, они почти не касаются друг друга, друг к другу не разворачиваются, как это обычно бывает в театральных мизансценах. Все работается фронтально, в формате площадного театра. При этом мы помним, что мы все-таки не средневековый театр масок делаем. Мы хотим создать что-то более современное.

Для меня актуальность очень важна. Для театра в маленьком городе, в ситуации пониженной конкуренции и большой любви зрителя, всегда есть вероятность скатывания к провинциальности. И, делая проект, постоянно нужно учитывать более широкий контекст – а что вообще происходит в театре, в современном мире. Третья интермедия, где как раз разыгрывается «Театр мудрого Дурачины» и где актеры воплощают сюжет о голом короле, в этом смысле абсолютно созвучна делу, связанному с «7-й студией» и Кириллом Серебренниковым, со всем этим мракобесием, которое мы наблюдаем в отношении «Гоголь-центра» последние пару лет. Как будто по ролям расписана ситуация! Это малый пример того, как мы через язык Сервантеса, через маску, через весь этот ряд эстетических условностей все-таки можем быть здесь и сейчас. Это главное в театре.

Голливуд там, где мы

Язык современного танца, который звучит и в премьере «Грани», доступен публике, я считаю, намного больше, чем, например, язык балета. Чтобы понимать его и наслаждаться, не нужно специальное образование. Он очень актуален с точки зрения звучания и смыслов по отношению к сегодняшнему зрителю. А дальше все зависит от самого зрителя. Для чего мы приходим в театр? Если зритель готов к гибкому восприятию чего-то нового, к эксперименту (и если в спектакле действительно интересная работа художника, артистов, хореографа), то все случится. А если зритель пришел коньяку выпить в антракте, то, возможно, современный танец для него – не лучший вариант. Не нужно в этом смысле слишком идеализировать театр, потому что ведь люди ходят сюда по разным причинам, не только от большой любви к искусству. Зачастую это просто форма досуга, культурного общения с друзьями, развлечение в каком-то смысле.

Миссия нашей компании, например, в том, что мы хотим популяризировать современный танец, и эта генеральная линия никогда не менялась. Я думаю, если у театра или режиссера есть какая-то конкретная цель, правильная интуиция, правильное ощущение времени и людей то, вопреки всем обстоятельствам, можно прийти к результатам, к которым ты хочешь. Когда мы с Евгением в 2002 году приехали в Кострому, у нас изначально был такой лозунг: «Голливуд там, где мы». И на самом деле он мощно поддерживал и поддерживает нас. Это действительно очень важно – иметь ориентиры не под Кострому, а если уж ты делаешь спектакль, то как минимум для того, чтобы вывести его на международные гастроли. Наверное, похожие ориентиры и у «Грани».

А есть ли будущее?

Есть такой момент, что визуальное искусство, музыка, кино в России развиваются гораздо быстрее, чем театр. В Москве, например, 85 федеральных театров, но только десяток из них находятся в соответствующем времени состоянию – и будоражат. Все остальное – это увядающее искусство. То есть, я понимаю, что большая часть зрителей ходит не в театр Маяковского, не в Гоголь-центр или Театр наций, а ходит «на звезду». В этом смысле зрители преследуют такую потребительскую функцию: я пришел, посмотрел на Ренату Литвинову, похвастался перед своими друзьями. Все это очень далеко от тех художественных задач, которые ставит перед собой настоящий театр. Это один момент. А второй момент… Я не могу сказать, что нет интенсивной театральной жизни – она есть. В принципе, такой интенсивности могут позавидовать многие европейские столицы, по отношению к Москве это 100 процентов. Но она строится последние годы на сопротивлении – несмотря на то, что это невозможно, это делают. Делают вопреки. Как в советское время.

Куда это все движется, довольно сложно сказать. Пока у государства не будет четкого политического фокуса на культуру, она будет интегрировать, как сейчас, в какие-то культурные кластеры, какие-то дизайнерские места переоборудованные. Но для того, чтобы театр – это безумно дорогое удовольствие – остался на плаву, очень важно, чтобы был серьезный механизм поддержки. В этом должны участвовать и государство, и зритель. Если зритель участвует билетом, это уже большое дело. Но, я считаю, должен быть еще какой-то механизм, который позволит мне, как в Америке, самому определять мою гражданскую позицию: а что я как гражданин хочу поддерживать, театр или спорт, и 0,1 процента моего налога направлять именно туда. И организации, которые оказывают помощь театру, должны иметь поблажку в плане налогов. Нужно дать возможность театру развиваться и быть поддержанным не только бюджетом государства, но и общественными механизмами. Только в этой ситуации у театра есть будущее. В другой ситуации его, к сожалению, нет.

Наша справка

Иван Естегнеев – участник множества российских, европейских, американских мастер-классов и воркшопов по современному танцу. Стипендиат и участник программы International Choreografer Residence и других международных программ танца и театра. Хореограф многих спектаклей в московских Театре наций и Гоголь-центре. В 2002 году совместно с Евгением Кулагиным организовал в Костроме компанию «Диалог Данс», которая входит в пятерку самых известных компаний современного танца в России и является трижды лауреатом премии «Золотая Маска».

Источник: https://vk.com/@gorod_nsk2000-gollivud-tam-gde-my1