Другие, чужие… Что в остатке?

Издание «Свежая газета. Культура».  март 2014

 После «Фрёкен Жюли» стало ясно, что в Самаре появился интересный режиссер, сжигающий за собой мосты, чтобы даже мысли вернуться в прежнюю жизнь не возникало. После «P. S.» стало очевидным, что в области родился особенный театр, при всех клятвах его отца-основателя – абсолютно новый.

Для меня то, что с блеском демонстрирует художественный руководитель новокуйбышевского театра-студии «Грань» Денис Бокурадзе, – deja vu, возвращение в мою молодость, даже не студенческую, а раньше. Тогда старшеклассниками мы на автобусе добирались до Тольятти, до городского Дома культуры – туда, где сейчас базируется «Колесо», – чтобы побывать на спектакле, поставленном приехавшими из Тамбова братьями Берландиными.

Такое же крохотное помещение, только вместо нынешних удобнейших кресел – деревянные скамьи: так больше зрителей вмещались в зал. Публика – наполовину куйбышевская; и предельно искренний диалог актеров – наших старших ровесников – с залом. В Самаре такого уже не было: студию Миши Фаермана разогнали, а студенческий театр Володи Муравца был всё-таки из другой песочницы – менее исповедален и с более простой драматургией.

Как нам не хватало такого «театра без занавеса»! Интересно, нынешним двадцатилетним его так же не хватает?

***

Ставить сейчас Сартра – уже поступок: сколько зрителей в нашу нечитающую эпоху держали в руках пьесу «За закрытыми дверями»? При этом смотреть спектакль, не читая пьесы, – удовольствие не полное: Денис не ограничился интерпретацией текста.

Он поставил спектакль по мотивам Сартра. Спектакль – своеобразное продолжение пьесы. Помните, была экранизация романа Джона Фаулза «Волхв»? Романист сам написал сценарий, а фильм провалился в Америке, потому что даже киноакадемики не удосужились прочесть перед просмотром роман и убедиться, что в фильме – ещё одна версия событий, в самом тексте не представленная.

У Дениса совсем иное, нежели в первоисточнике, пространство ада, в котором происходит действие: там – гостиница без единого окна с многочисленными комнатами и бесконечными коридорами (прямой родственник башни Бентама; нет окон или всё напоказ – никакой разницы), здесь – единственная комната с окном в вакуум, в абсолютную пустоту.

Интерьер комнаты рождает сразу тысячи ассоциаций – от германовского Арканара до липажевских кубов-обманок (самые свежие художественные впечатления). Наверное, этого эффекта и хотели добиться постановщик и сценограф (Алиса Якиманская): убивающей жизнь повседневности.

Самый яркий сценографический элемент – свет. Животворящий свет. Свет, он всегда животворящий. До этого спектакля я был уверен, что в России – четыре художника по свету. Оказывается, есть и пятый – Евгений Ганзбург (Санкт-Петербург). Стоит запомнить.

***

У Сартра ад ведет диалог со своими «посетителями» через коридорного – Бокурадзе отказывает «заключенным» в праве слышать какие-либо слова, кроме тех, что произносят они сами. Я ехал на спектакль и гадал: кому из актрис режиссер отдаст роль мальчика-коридорного. Ясно, что Данила Богомолов – это Гарсэн. Но женщина не может быть служителем! Это противоречит всем мифологическим схемам!

Режиссер поступил экстравагантно: он купировал все диалоги «заключенных» с «надсмотрщиком», а единственным обитателем чистилища сделал существо, более всего напоминающее Диву Плавалагуну из «Пятого элемента» Люка Бессона (отдельное спасибо композитору Тонковидову за партитуру роли). И назначил на эту роль самую опытную и титулованную (если дозволительно так выразиться) актрису труппы – Юлию Бокурадзе.

А если это существо в геенне огненной единственное, то вы сами знаете, как его зовут.

***

И вот во всем этом пространстве театр и разыгрывает спектакль, называя его не Huis clos, не множеством синонимов выражения «За закрытыми дверями», и даже не вторым авторским названием пьесы – «Другие», а «P. S.».

Не «За закрытыми дверями», потому что нет этой ударной точки: «Закройте дверь! Жарко!», как в пьесе: дверь в безжизненный космос постоянно открыта (или это не космос, а зеркало-обманка?).

Не «Другие», потому что режиссер как бы стесняется самого яркого сартровского афоризма: «Ад – это другие». Гарсэн произносит его почти шепотом, не акцентируя, в стену. Наверное, и для него любой афоризм – ложь, потому что слишком уж красив.

Да и весь текст пьесы адаптирован в спектакле под другую сентенцию: ад – это я сам. «Никакая всеобщая мораль вам не укажет, что нужно делать;  Побеждать нужно скорее самого себя, чем мир».

***

Почему режиссер обозначил жанр как трагифарс? Это не точно. В спектакле Бокурадзе нет фарсовой составляющей. У Сартра – есть, а в спектакле нет. В пьесе Гарсэн смешон, его нелепое поведение рождает этот эффект. У Бокурадзе/Богомолова герой – мелок, страшен своей ничтожностью, но не смешон.

Лесбиянка Инес (Алина Костюк), шутки ради отбившая у своего кузена его подругу, после чего он покончил с собой, бросившись под трамвай, а девушка с отчаянья отравила себя газом, – совсем не комический персонаж. Актриса и играет представительницу креативного класса, интеллектуальной элиты, стоящей над остальным миром. Играет без шаржирования, до холодка по спине.

Ну и не в обольстительной детоубийце Эстель (Любовь Тювилина) искать комические черты. (Тювилина – настоящее открытие театра. Ни за что бы не поверил в возможность произошедшей с ней профессиональной метаморфозы: что-то мешало актрисе в моем любимом СамАрте – ушла и начинает обретать творческую свободу. Так бывает, и это не зависит ни от качества, ни от масштабности театра.)

Если уж экспериментировать с наименованиями жанров (чем в основном и занят – такое у меня впечатление – современный театр), то «P. S.» – это самая настоящая метаморфоза.

Осталось только надеяться, что превращение коснется не только тех, кто на сценической площадке.

Автор: Виктор Долонько