Денис Бокурадзе. Корабль дураков. Театр-студия “Грань”

Сайт Российская Национальная театральная Премия и Фестиваль “Золотая Маска”

 

Как родилась идея спектакля «Корабль дураков»?

С книжной полки. У меня дома стояла книга средневековых французских фарсов. Она была издана еще в советское время, по-моему, в 1981 году. В этой книге двадцать один фарс. Она нестандартного формата. Я выбрал пять эротических фарсов. Там есть про глупцов, плутов, богачей, обман, ложь, а есть про эротические взаимоотношения между мужчиной и женщиной, измены и так далее.

Почему именно эротические?

Мне показалось, что они будут интереснее зрителю. Там можно найти линии, которые касаются всех: и мужчин, и женщин – вечные темы взаимоотношений, темы измен, подглядываний, куча анекдотов на эту тему есть в фильмах. Я просто сложил это все в спектакль.
Мы ведь часто осуждаем, говорим: «Как же можно изменять, подглядывать?!». А на самом деле так все и живем, можем сначала кого-то осудить, а потом пойти и совершить тот же самый поступок. Но для себя этого не заметить. В спектакле есть мостик между нами сегодняшними и нами, которые скрыты. А на сцене как раз то, в чем мы можем узнать себя.

Средневековый фарс – это необычный жанр для современного театра.

Да, фарс — это вообще сложная история, потому что мало кто знает, как нужно ставить произведения этого жанра. В том числе и я сам не знал, как ставить и что с ними делать. Я начал читать литературу по работе с фарсами, выходить на то, что хочу сделать, как хочу с этим материалом работать, как открыть артистов, что нового мы можем там найти. Специфика этих текстов в том, что они говорят о бытовых вещах, но из них при этом можно сделать не бытовой спектакль. И мне показалось интересным попробовать найти эту новую грань. Получилось или не получилось, какой получился результат – это судить зрителям, но процесс был очень интересным и увлекательным.
Нас предупреждали, что это очень опасный жанр. Его можно неправильно раскрыть, если с ним неправильно работать. Но постепенно мы интуитивно выходили на то, что сейчас называется спектаклем «Корабль дураков».

Внешне кажется, что играть фарсы не очень сложно, не нужно глубокое осмысление роли. Но думаю, что тут есть свои подводные камни…

Мне кажется, что для русского актера фарс намного тяжелее сыграть, чем психологический спектакль. Потому что русский актер вырос на психологическом театре, он воспитан системой Станиславского. Все вещи он играет с переживанием. Пострадать русскому актеру – радость. А фарс — это игровая стихия, и она очень сложна по форме. Да, тут нет психологического погружения в материал, но есть яркая форма, которую очень сложно держать. Нужно создать гротесковые типажи и образы, чтобы игра при этом не выглядела кривлянием или пародией, чтобы получились самостоятельные персонажи. И это тяжело. К тому же, у каждого актера этих персонажей три, четыре, пять, и они меняются в течение двух трех минут. И с переодеванием костюма нужно надеть на себя совершенно другую маску, перегримироваться, сделать другой голос, надеть другой образ, стать другим человеком. Не только исполнять, но и придумать это было очень сложно.

Как проходила подготовка?

В течение полугода мы занимались тем, что искали образы. Актеры приносили бесконечные наблюдения, этюды, потом пытались их сыграть в гротескной форме. Мы использовали разные подходы. Наблюдение стало отправная точка. Нужно было не просто показать, как делали в институте, нужно было найти в этом наблюдении определённую черту характера человека, сделать ее выпуклой, за счет гротеска. Когда что-то нащупывалось хотя бы чуть-чуть, мы очень радовались этому. Иногда было десять-пятнадцать вариантов, и из них мы собирали один образ.
Оказалось, что фарс играть намного сложнее и по скорости, и по ритму, и по существованию. Это же французский средневековый жанр. У западных артистов это заложено в истории. У нас в свое время был лубочный театр, но это немного другое. Фарс предполагает выпуклость, которая отражается и в костюмах, и в гриме, и в пластике, и в голосе. Но основная сложность, как я сказал, в том, чтобы не перейти грань кривляния и не начать играть то, во что ты сам не веришь. Все равно нужно верить в то, что ты делаешь и искать свою правду.

Как актеры восприняли идею сыграть этот спектакль?

Они в первую очередь спросили, как мы это будем играть, что с этим делать. Ну, а дальше начались пробы, этюды, наблюдения.

То есть они с энтузиазмом откликнулись на эту авантюру?

Да, они открыты для предложений. Мы одна команда, у нас всего семь актеров. Более того, очень много инициативы шло именно от артистов. Я задал русло, в котором видел этот спектакль, а они приносили материалы. Я очень люблю своих актеров, и для меня действительно успех спектакля зависит от того насколько взаимна любовь актеров и режиссера. Я благодарен всей команде, кто работал над этим спектаклем: Жене Ганзбургу (художник по свету), Елене Соловьевой (художник по костюмам), Арсению Плаксину (композитор), Дмитрию Софьину (директор театра). И всех я очень люблю, надеюсь, что это взаимно!

Сможете вспомнить какой-нибудь курьезный случай во время репетиции?

Хохотали все время. Отдельного момента я не вспомню, но каждый раз, когда кто-то выходил на сцену, остальные смеялись. У нас было очень много материала, кто-то приносил наблюдения за своими родственниками или друзьями, наблюдения с улицы. Мы это все вместе дофантазировали, укрупняли, увеличивали. Если собрать весь материал целиком, хватило бы на пять спектаклей. Приходилось очень жестко отбирать, что останется, что уйдет, что еще нужно искать.

Сейчас с течением времени добавляете, изменяете, какие-то образы?

В рамках одного образа может быть какая-то импровизация. А так нет. Спектакль очень жестко застроен. Вплоть до поворота головы: в какую сторону, на какую реплику. Это не спектакль фантазия, где тебя несет, и ты можешь импровизировать, вытворять, что захочешь. Он математически выверен. Мы проделали огромную кропотливую работу в течение всего года, чтобы переварить этот материал и превратить его в то, что получилось. Все время есть желание остановиться, подумать на сцене. Но в «Корабле дураков» высокий ритм, очень много действий на секунду времени, этот ритм нельзя потерять. И у нас ушло много времени, чтобы привыкнуть к этому ритму.

Как зрители реагируют на ваш спектакль? Ведь для них тоже непривычно смотреть спектакль в этом жанре.

Думаю, вы с легкостью назовете театры, где ставят Островского, Чехова…. А вот с фарсами будет труднее. Я пытался найти такие театры, и, если честно, не нашел.
Мы думали, какую возрастную категорию ставить спектаклю 18+ или 21+, потому что в нем все-таки эротические сюжеты. Там нет голых, нет мата, нет пошлости, но есть очень откровенные намеки на всевозможные эротические вещи… Но самое интересное, что перевод фарсов не современный, а сделанный в советское время, и это дорогого стоит. Этот перевод дает зрителю широкий пласт ассоциаций. Например, названия половых органов. Как это образно, не называя напрямую, обыграть? Это и шип, и пика, и сад, и кудель, и так далее – и все это в стихотворной форме. Текст вызывает восторг: насколько поэтично можно подать эту историю! Это настоящее литературное наследие.
Хотя, конечно, мы очень боялись, что зритель не примет спектакль. «Что же это такое, что вы нам тут говорите?!» Но, к нашему счастью, он пользуется популярностью. Интерес очень большой.
Сначала зрители немножко в штопоре, потому что они видят не привычный классический театр, а пантомимы, маски из грима, гротесковые костюмы, пластику. Они в недоумении, но потом втягиваются, и спектакль вызывает у них восторг.
Когда мы играли «Корабль дураков» на фестивале малых городов, где зритель был из театральной среды, его приняли потрясающе. Посмотрим, как отреагирует московский зритель и как спектакль здесь задышит. Это непредсказуемо: может быть очень открыто, а может быть сдержанно, настороженно.

Автор: Анна Денисова

Источник: http://maskbook.ru/letter.php?id=589